Под яблоневым
древом:
Там Я взял тебя для Себя,
Там Я предложил тебе Мою руку,
И восставил тебя
Там, где вкусила тлен твоя мать.
(св. Иоанн Креста, "Гимн")
Сон
Она думает о поездке к матери, в страну, из которой она уехала уже давно. Она думает об этом не потому, что она скучает по матери (отнюдь нет, к ее острому стыду), а из-за того, что родителей полагается навещать, это само сабой разумеется, разве не так? Однако, когда она начинает представлять себя, садящуюся в самолет, все тело ее напрягается, а желудок сводит судорогой. Она видит себя, меряющую шагами азиатский аэропорт на полпути, в ожидании следующего, последнего самолета к месту назначения. Ее эмоции ничем не отличаются от тех, что испытывают изнасилованные или взятые в заложники: "Почему я не свернула в другой переулок, почему не спаслась бегством, когда интуиция кричала "беги!"? Она сидит в замороженой позе, только ум ее несется по кругу: "Что это, откуда такой ужасный страх? Это же моя мать, моя мать, а не убийца (что я такое говорю?) – она меня любит! И я всегда ее любила. Я сошла с ума." В конце концов она бронирует билет.
Перед отъездом она видит сон: всемогущая, чудовищных размеров, богиня убивает ее мужа для того, чтобы затем пожрать ее саму. Ландшафт ее сна представляет собой иссохшую, в огромных трещинах, землю; там и сям, на фоне абсолютно черного неба, чадят оранжевые костры. На сухой земле вокруг богини лежат маленькие сухие человеческие скелеты. Черный, желтый, оранжевый и кроваво-красный цвета доминируют в апокалиптическом пейзаже. Всемогущая богиня – ее мать.
Там Я взял тебя для Себя,
Там Я предложил тебе Мою руку,
И восставил тебя
Там, где вкусила тлен твоя мать.
(св. Иоанн Креста, "Гимн")
Сон
Она думает о поездке к матери, в страну, из которой она уехала уже давно. Она думает об этом не потому, что она скучает по матери (отнюдь нет, к ее острому стыду), а из-за того, что родителей полагается навещать, это само сабой разумеется, разве не так? Однако, когда она начинает представлять себя, садящуюся в самолет, все тело ее напрягается, а желудок сводит судорогой. Она видит себя, меряющую шагами азиатский аэропорт на полпути, в ожидании следующего, последнего самолета к месту назначения. Ее эмоции ничем не отличаются от тех, что испытывают изнасилованные или взятые в заложники: "Почему я не свернула в другой переулок, почему не спаслась бегством, когда интуиция кричала "беги!"? Она сидит в замороженой позе, только ум ее несется по кругу: "Что это, откуда такой ужасный страх? Это же моя мать, моя мать, а не убийца (что я такое говорю?) – она меня любит! И я всегда ее любила. Я сошла с ума." В конце концов она бронирует билет.
Перед отъездом она видит сон: всемогущая, чудовищных размеров, богиня убивает ее мужа для того, чтобы затем пожрать ее саму. Ландшафт ее сна представляет собой иссохшую, в огромных трещинах, землю; там и сям, на фоне абсолютно черного неба, чадят оранжевые костры. На сухой земле вокруг богини лежат маленькие сухие человеческие скелеты. Черный, желтый, оранжевый и кроваво-красный цвета доминируют в апокалиптическом пейзаже. Всемогущая богиня – ее мать.