Трансформация
Его нет. Он настолько поглощен другими, что его просто нет – он распылен. Он отдал другим свою целостность = свою душу. Ему нужны все эти другие, чтобы собрать себя воедино, чтобы он смог вспомнить, кем именно, по его убеждению, он является. Он живет для них и посредством их; когда он активно делает это для кого-то, в душе его нет места для других, включая его самого.
“Он сам”
является здесь самым важным. Он отвергает себя для того, чтобы спасти других от
зла. Он зaбывает об отдыхе и еде. Ночью, в одиночестве, он молится Богу Отцу,
прося Его дать ему сил и стойкости для продолжения своей миссии. На рассвете он
возвращается, громко стуча в запертую от него на засов дверь, требуя, чтобы его
впустили, движимый страхом прибыть слишком поздно для предотвращения несчастья.
Eго прогоняют, но он настаивает, неостановимый в своем желании спасти любой
ценой, даже ценой подавления воли другого.
Его любовь
абсолютно безусловна, т.е. более совершенна, чем любовь Христа. У него нет цели
творить волю Бога Отца, призывая к покаянию как условию для прощения грехов.
Его любовь не требует от другого изменений, она требует только быть принятой и
использованной ими; грехи прощаются немедленно, даже без просьбы о прощении,
сразу же как только другой соглашается впустить его к себе. В отличие от Любви
Бога, имеющей Личность Христа “прикрепленной” к этой Любви (если ты желаешь Любви Бога – капитулируй перед
Христом или даже лучше, Христос является воплощением Любви Бога, которая
включает в себя многообразные вещи, в том числе суд) его любовь не имеет его
самого, его “я”, “прикрепленного” к ней. Он более совершенен, чем Христос; он
готов отдать свою любовь без себя.
Он жаждет
действовать от имени других. Он делает для них всю их работу по изменению самих
себя; все, что от них требуется – еле заметный кивок, призание его усилий. Он
доставляет их туда, где, как он считает, они должны находиться, оставляет их
там, а затем вступает в их роль в окружении, где может понадобиться его
присутствие. Он счастлив играть роль заместителя – заместителя мужа, заместителя отца и т.д. –
все эти вице-роли ощущаются им как гораздо более настоящие, чем его реальные, (собственные
роли). Он до такой степени “врос” в вице-роли, что с некоторого времени они
приобрели для него гораздо большую реальность, чем его реальные роли, так что
он уже не в состоянии различить, что является реальным, и тем более помнить
реалии собственной жизни. В любом случае, “моя собственная жизнь” звучит
слишком эгоистично и потому она нереальна.
Как Христос, с
удовольствием дарующий душе (старающейся избавиться от грехов ради того, чтобы
быть с Ним) Свою благодать, которая постепенно делает ее подобной Ему,
спаситель тоже получает удовольствие от изменений, которые он вызывает в
объекте своей спасательской деятельности. Не как Христос, однако, он умудряется
делать это без желания другого измениться или быть с ним из неэгоистичных
соображений. Это происходит гораздо менее эгоистично; он принимает другого
таким, какой он есть и это навсегда, никаких изменений не требуется. Не как
Христос, он в состоянии быть с теми, кто отдал себя злу без того, чтобы бросить
им вызов. Даже если вначале он страдает, с прошествием времени ему становится
легче. Он видит все меньше зла в другом человеке, называет это “улучшением” и
приписывает его себе. Зло находится в процессе уничтожения – без покаяния и без
тяжелой работы спасенных – спаситель
делает всю работу за них.
Со временем,
однако, не только он живет в спасенных им других, но и эти другие тоже, будучи
поглощенными пространством его собственной души (всеобъемлющей и всеприемлющей
и вообще без границ), начинают жить в нем – но не как целые личности, а как
фрагменты личностей, альтер-личности, здесь и там – куски жестокости, зла,
отчаяния, темноты – те самые вещи, от которыx спаситель пытался их спасти.
Теперь они живут в нем, сoкрытые внутри его личности. Он берет на себя ад
других и дает ему новую жизнь под укрытием, неведомую даже ему самому.
--------------------------------------
Гротескное описание выше было моей последней попыткой разгадать загадку “исключительно хорошего альтруистичного человека”, называемого в книгах по клинической психологии “компульсивный (т.е. навязчивый, маниакальный) спасатель или спаситель”. Подобные люди обычно доходят до крайности, помогая другим, часто тратя на это все свое время; как правило, они словно бы не могут сказать “нет”, ответить отказом на явную или неявную просьбу помочь – или же, в некоторых случаях, просьба и вовсе отсутствует, но спаситель не в состоянии преодлеть свою навязчивую идею спасти.
Гротескное описание выше было моей последней попыткой разгадать загадку “исключительно хорошего альтруистичного человека”, называемого в книгах по клинической психологии “компульсивный (т.е. навязчивый, маниакальный) спасатель или спаситель”. Подобные люди обычно доходят до крайности, помогая другим, часто тратя на это все свое время; как правило, они словно бы не могут сказать “нет”, ответить отказом на явную или неявную просьбу помочь – или же, в некоторых случаях, просьба и вовсе отсутствует, но спаситель не в состоянии преодлеть свою навязчивую идею спасти.