Утрата веры

“Есть тревожное чувство, что если в XXI веке народ окончательно отвернется от своей веры, то это будет означать погибель России. И для того, чтобы это не произошло, мы должны работать все - власть и Церковь, простой народ и интеллигенция” - сказал патриарх накануне на трапезе по окончании праздничного богослужения в храме Христа Спасителя, сообщает сайт Московского патриархата.

По словам патриарха, сегодня нужно направить усилия на то, чтобы "разрушительная пропаганда, действующая, особенно на молодых людей, через средства массовой информации и Интернет, не переформатировала, как теперь говорят, сознание и душу нашего народа"
“Борьба идет именно за то, чтобы переформатировать Россию. И, конечно, все те, кто пытается это сделать, в первую очередь сталкиваются с Русской церковью. Она стоит как твердыня, как крепость. Но ведь крепость сильна не своими стенами - она сильна своими защитниками. И как важно, чтобы сегодня народ наш понимал, что, защищая Православную церковь, он защищает не одну из конфессий, не свой фольклор, не свои местечковые традиции - он защищает самого себя, свою индивидуальность, свою самобытность, свою историческую память", - подчеркнул патриарх.[1]

---------------------------------------------------------------- 

Почти два тысячелетия назад Спаситель сказал: "на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее."[2] Он также обещал ученикам: "Я с вами во все дни, до скончания века."[3] Говоря более привычным для современного человека языком, Иисус Христос обещал христианам, что созданная Им Церковь никогда не будет побеждена злыми силами этого мира и что сам Иисус всегда будет с теми, кто верит в Него. "Всегда будет" означает здесь реальное присутствие, известное на опыте верующим христианам. Только этим реальным опытом присутствия Христа, называемым богообщением, можно объяснить бесчисленные акты мученичества, от первых лет Христианства до наших дней. Человеку предлагали отказаться не от идей или богословских формул, а от присутствия Христа в его жизни.

Разговор с учениками о Церкви произошел в Иерусалиме, но значит ли это, что Христос говорил только о самой первой, Иерусалимской церкви, образовавшейся вокруг апостолов Иакова и Петра?[4] Конечно, нет. Иерусалимская церковь – только одна из многих поместных, таких, как Элладская, Антиохийская, или Русская, которые составляют одну, единую Церковь. Об этой единой Церкви и говорил Христос. Тем не менее, всякая поместная церковь имеет всю полноту пребывания в ней Христа, согласно Его обещанию, точно так же, как и Евхаристия в самом маленьком деревенском храме – не "частичная", а обладающая всей полнотой Тела и Крови: "Приимите, ядите: сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое, во оставление грехов. Пийте от Нея вси: сия есть Кровь Моя Нового Завета, яже за вы и за многия изливаемая, во оставление грехов"[5]. Как и два тысячелетия назад в Иерусалиме, Христос – глава Церкви, видимой земной и невидимой небесной, глава как всей Православной Церкви (объединения поместных церквей), так и каждой поместной церкви в отдельности, каждого храма и всех тех "двух или трех, собравшихся во Имя Его"[6].

В свете православного учения о Церкви слова Патриарха Кририлла "но ведь крепость сильна не своими стенами – она сильна своими защитниками", под которыми он подразумевает россиян, вызывают недоумение. Церковь сильна только Христом, а Христу защитники не нужны, т.к. Он – Бог и гарант сохранности Церкви. Можно защищать храм от вандализма или вероучение от ереси, но заявление Патриарха не дает оснований понимать его именно в этом смысле, т.к. далее следует еще более странное дополнение: "И как важно, чтобы сегодня народ наш понимал, что, защищая Православную церковь, он защищает не одну из конфессий, не свой фольклор, не свои местечковые традиции – он защищает самого себя, свою индивидуальность, свою самобытность, свою историческую память." Совершенно непонятно противопоставление "одной из конфессий" и "самого себя", "своего фольклора" и "своей самобытности", "местечковых традиций" и "исторической памяти". "Местечковые традиции" вместе с личной памятью человека составляют "историческую память", "фольклор" является выражением "самобытности" народа, а противопоставление "конфессии" и "самого себя" просто абсурдно для любого верующего и неверующего. Для православного его конфессия является самой верной и драгоценной, а для неверующего она, в лучшем случае – всего лишь понятие из истории религий. Впрочем, пытаться разбирать бессмыслицу а приори – дело неблагодарное. Для православного христианина заявление Патриарха Кирилла – просто пиар в стиле постмодернизма, подмена понятий, здание, выстроенное без фундамента. Православным христианином называется тот, кто верит согласно "Символу Веры", а именно, в Святую Троицу: в Бога Отца, в Святого Духа, в воплотившегося Сына Божиего, и в eдиную Святую Соборную и Апостольскую Церковь, а не в свою нацию или в сильную державу. Таким образом, об утрате веры можно говорить только в метафизических категориях, данных в "Символе Веры". Bместо них Патриарх Кирилл оперирует вполне земными понятиями. Неудивительно поэтому, что любые его заявления и проповеди рассыпаются, подобно зданию из Евангелия, которое построено на песке, а не на камне.

Впрочем, опасения Патриарха, что русский народ утратит веру, имеют под собой реальные основания. Удивляет только, что эти опасения исходят из уст именно того, кто ведет РПЦ МП к полному духовному краху.

Хотя, все зависит от угла зрения. С точки зрения неверующего человека, использующего Православие как историческую традицию, имперский антураж, средство для сплочения нации, превентивную меру против "реформатирования России" и т.п., т.е. как инструмент, а не как цель, критика РПЦ в масс-медиа и отдельные антиклерикальные хулиганские выходки действительно опасны и недопустимы. Для верующего это мелочи, неизбежная составляющая существования христианина в этом мире, который "во зле лежит"[7]. Веру эти явления разрушить не могут, скорее, наоборот – из истории Церкви известно, что чем более кровавы были гонения на христиан, тем больший духовный подъем переживала Церковь и росло число по-настоящему верующих. Этот факт очень удивлял язычников, гадавших, что такое есть у этих странных христиан, что делает их безразличными к тому, что первостепенно для других. Ответ прост: решимость отказаться от самих себя и идти за Иисусом Христом. Эта решимость происходит от благодати (живого опыта богообщения) и веры, той самой веры, о потере которой беспокоится патриарх. Но, раз вера – это вера в Христа, что может ее разрушить, кроме исчезновения самого объекта веры?

Иисус Христос, конечно, не может "исчезнуть" в принципе; не может он также бросить этот мир или отдельного человека, т.к. Его любовь абсолютна, а Его воплощение от земной женщины, девы Марии, навсегда связало Его с нами. Таким образом, веру можно утратить только через разрушение органа веры – души. Бывает так, что человек, пройдя через страшный опыт, утрачивает веру в то, что люди могут быть достойными, что им можно доверять. То же самое может случиться и с доверием Богу. Его лишаются, когда человек испытывает превышающее его силы зло, которое он не может вместить, разрываюшее его душу. Это может быть потеря близкого человека, утрата доверия к духовному отцу – предел у каждого свой. Чем больше было доверие, тем страшнее разрушение души и глубже потеря веры, на время или навсегда.

Люди – не изолированные индивидуумы. Мы нуждаемся в обществе себе подобных, в их любви и в доверии к ним так же сильно, как и в вере в Бога. Эта двойная нужда сравнима с двумя природами Христа, божественной и человеческой. Именно по воплощенному идеалу и тоскует каждый человек, вне зависимости от того, как он его называет, по высшему смыслу, который трансформирует его рутинную жизнь и дает ей измерение вечности. Нет ничего страшнее, чем предательство родителем своего ребенка. Церковь для верующего является именно родителем в духовную жизнь, его путеводителем к небесному родителю –  Богу. И даже больше: Церковь, согласно апостолу Павлу –  Тело Христово. Все верующие во Христа являются его частями, кто-то более опытен, кто-то менее, но каждый ответственен за другого, за то, чтобы помочь ближнему придти к Богу или хотя бы не помешать ему на этом пути. Здесь кроется, на мой взгляд, самый уязвимый аспект жизни верующего – его отношения с Церковью.

Достаточно послушать, как православные говорят о Церкви, чтобы стало ясно: абсолютное большинство не воспринимает самих себя как эту самую Церковь. В силу многих исторически обусловленных причин, в РПЦ МП существует резкое разделение на священство и народ: первые совершают богослужения и требы, вторые "отстаивают Литургию" и "потребляют". Тот факт, что в Литургии должны участвовать все собравшиеся, часто затемняется самим ходом богослужения и остается вне сознания пришедших. Об этом можно говорить долго, но делать это в данной статье не представляется целесообразным. Достаточно еще раз подчеркнуть следующее: у большинства пришедших в храм довлеет мнение "я – это я, а Церковь – батюшки и монахи, ну, может быть, еще старушки у подсвечников и те, кто выглядят особенно по-церковному".

Часто человек приходит в храм за неким смыслом, ведомый чувством неудовлетворенности жизнью и в надежде на что-то лучшее, но так и не становится частью Церкви, не входит с общение с другими. Непонимание природы Церкви и своего места в ней делает новообращенного  особенно уязвимым.

Как правило, недавно пришедшие в храм и мало знающие об истории Церкви идеализируют священство, а если и не идеализируют, то рассматривают Церковь (мыслимую отдельно от себя и других прихожан) как нечто высшее, возможно, как хранительницу знания, обладающую обусловленными этой функцией высокими морально-этическими нормами. Любой человек, пришедший на исповедь, абсолютно доверяет священнику-исповеднику, который олицетворяет для него Церковь. Не доверять невозможно, т.к., не веря, нельзя открыть самое тайное в своей душе. Обстановка в храме, одежда священика, лежащие на аналое Крест и Евангелие подчеркивают сакральность, неотмирность происходящего. Здесь действуют законы Царства Небесного, а не те, что в ужасном мире, где все испорчено предательством и ложью. И человек открывает другому человеку в священнических ризах свою душу с доверием, которое он, м.б., в последний раз испытывал трехлетним ребенком в объятиях матери.

Если это так, то важнейшим качеством священника являeтся его честность. Вряд ли внезапно обнаруженный факт, что тот или иной священник запойно пьет или изменяет жене, может убить чью-то веру: это безобразно, но все мы грешим. Но если прихожанин случайно узнает о том, что трогательно проповедующий о правдивости и бескомпромиссности батюшка, едва сойдя с амвона, оговаривает других ради своей выгоды, или о том, что его собственный духовный отец предал его, онародовав содержание его исповеди, то это знание, скорее всего, заставит его уйти из церкви, хотя бы на время. Довольно часто приходится слышать, что ушедшие по этой причине имели слабую веру и грех одного человека распространили на всю Церковь. В этом есть доля правды, но это отнюдь не умаляет катастрофу от открытия, что священник – лжец. Даже если человек не отдает себе отчет, почему именно это так его потрясло, интуитивно он понимает верно. "Если священник, служащий Христу, лжет и предает, то кто тогда не лжец и не предатель?" – думает потрясенный верующий. "Я есть истина и жизнь" , сказал Христос; священнник, символизируя Христа во время таинства Евхаристии, предлагает Чашу с причастием прихожанам и, если он лжец, это придает происходящему характер чуть ли ни фарса. Церковь учит, что недостоинство пастыря не влияет на действительность таинства, но это недостоинство влияет на умы собравшихся. Священник-пьяница может сказать "да, я пью, но я верю", но что может сказать лжец – "да, я лгу, но я верю"?

Что может сделать с верующим ложь священника, лучше всего пояснить на примере собственного опыта. За мои почти два десятка лет в РПЦ мне пришлось пережить многое, в том числе отказ нескольких священников исповедовать и причастить умирающего. Даже этот страшный опыт не убил мою веру. Другие факты церковной жизни, которые так часто ставят в укор верующим: беспричинная грубость прихожан, стяжательсво иных пастырей, расхожее пренебрежительное отношение к женщинам и т.п. иногда удручали меня, но они слишком мелки, чтобы поколебать уже имеющуюся веру. Хуже обстоит дело с предательством, которое всегда включает в себя ложь. Мне пришлось пережить и его тоже, полномасштабное предательство очень близким мне священником. Это было настоящее крушение устоев моего мира, но то был один священник, а не вся Церковь, и моя вера не пострадала.

Гораздо хуже было пережитое в связи с судебным процессом над “Pussy Riot”. Теперь уже лгала вся церковь, вернее, верхушка и "пиар-сотрудники" РПЦ МП лгали от имени всей РПЦ, всячески подтасовывая, вырывая из контекста и перевирая Писание и Предание, убивая дух и жонглируя буквами, подобно евангельским фарисеям. Верующие РПЦ, кроме считанных представителей духовенства и немногих рядовых православных, молчали.

Это было страшно. Только слепой мог не видеть, что не Христос теперь был главным для РПЦ, но вполне земные интересы, во имя которых Христа начали выдавливать из Его церкви. Я очень хорошо помню, как я смотрела в те дни в Инете на фотографии известных мне, по их статьям и книгам о христинской жизни, священников: они тоже молчали либо предпринимали неловкие, обреченные попытки показать себя согласными с нехристианской линией Московской Патриархии и, в то же время, остаться христианами. Я пыталась вспомнить, было ли в их прежних статьях что-либо, предвещавшее их теперешнюю ложь. Не знаю, но доверие к их словам, прошлым и будущим, было потеряно навсегда. Теперь при виде их фотографий и новых статей я только кривилась, и кривая улыбка была отражением моей кривящейся, под натиском лжи, души. Мне было ясно: хотя я и признавала действительность таинств РПЦ МП и была уверена в том, что в ней осталось множество настоящих верующих, участвовать в богослужениях, во время которых поминают "Святейшего Патриарха" и лгущих пресвитеров "с фотографий", я не могла. Я решила больше не бывать в храмах РПЦ. Это решение далось мне с кровью: для меня РПЦ была и есть мой родной дом, где я была крещена в сознательном возрасте и где я стала православной христианкой. Мой опыт церковной жизни спас меня и тогда: я твердо знала, что РПЦ – это только часть единой Церкви Христовой, что "дух дышит, где хочет"[8]. Хотя участие РПЦ в процессе над “Pussy Riot” и было шокирующим явлением, его было недостаточно для того, чтобы моя вера дала трещину.

Оно, это достаточное, случилось пятого августа сего года. Еще не полностью проснувшись и открыв чей-то Живой Журнал, я увидела сообщение об убийстве о. Павла Адельгейма. Это было, как если бы кто-то изо всех сил ударил меня дубиной по голове. Затем последовали другие удары, все от моей церкви: бесстыдные попытки как-то приспособить убийство к патриархийным нуждам, к политике, к главной линии пропаганды, пиар, изворачивания – мутный поток сознания тех, кто называет себя "служителями Бога". По сравнению с этим церковным постмодернизмом, светский постмодернизм либералов, лихорадочно пытавшихся в то же самое время приспособить о. Павла для своих нужд был ничем для меня. Сквозь всю эту изливавшуюся грязь на меня смотрели глаза новопреставленного мученика, которого я знала только по его проповедям и записям в его Живом Журнале, и мои последние иллюзии рассыпались в прах. "Значит, они все лгут – все – абсолютно все!" – кричало у меня в уме. Я знала, что не все, что многие молчат из страха, но чувствовала также, что это молчание – ложь, что не может священник, даже самый маленький и самый слабый, молчать, т.к. он предает Христа своим молчанием. И не только священник – любой православный, кем бы он ни был. В то же время я чувствовала нечто, что не имело рацонального объяснения: я знала, что убийство о. Павла – это последний гвоздь в гроб РПЦ МП. "Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты; так и вы, по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония."[9] Вся глобальная и многоуровневая ложь РПЦ вдруг разом сложилась в одну картину. Вот Патриарх Кирилл лжет о Церкви, произнося пустые, фальшиво звучащие проповеди, лжет потому, что он не верит в Бога, а безбожник, сколько он не пытается сказать что-нибудь о Церкви и о Боге, не в состоянии выдавить из себя ничего, кроме фальшивки. Вот архиепископы и епископы, тоже не верующие, поднимаюшие Чаши за Евхаристией, а хор поет "Тело Христово приимите". Вот верующие в Бога священники молчат и лгут от страха, не смея поддержать хотя бы словом своих обираемых и гонимых епископами собратьев, предавая вчерашних друзей. Как они потом будут проповедовать "Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся"?[10] А вот другие, истово верующие, вначале в могущество России, и лишь потом – в Христа, причем урезанного Христа, который подходит к их главной вере в империю. Впрочем, Христос вспоминается ими редко. Их паства, которая верит, что главное – правильное исполнение ритуалов, свечки в храмах, национально-православная атрибутика, не знает о Христе, Его апостолах, христианах первых столетий вообще ни-че-го. Весь этот ужас прекрасно вписывался в современную идеологию РПЦ, которая уже давно перстала быть православной и христианской, а стала "русской церковью", отправителем этнического и государственного культа. Ложь, среди которой, каким-то чудом еще происходит таинство Евхаристии.

Внезапно открывшаяся картина тотальной лжи, исходящей от тех, кто всегда воспринимался а приори как носители если не высочайшей этики, то хотя бы общечеловечских этических норм, имеет свойство потрясать душу и расщеплять сознание. Тонкий яд проникает в ум: "А были ли честны те священники, которые причащали меня в первые мои годы в церкви? Верили ли те, кто принимал мою исповедь?" Много ли вообще в церкви верующих? А что, если их почти нет?" Несчастный разум кружит в бесконечных вопросах, ответах и сомнениях и в конце концов останавливается, онемев. Затем приходит в цинизм. Уже невозможно без нервного смеха смотреть на фотографию священика, совершающего Литургию. Невозможно молиться без того же самого смеха, переходящего в слезы. "Нет, я знаю, что Бог есть, но кому теперь верить? Как я могу войти в храм теперь, не говоря уже о том, чтобы писать иконы?" И, в конце концов, наступает совершенное окоченение души, длящееся  дни и недели. Наконец, после отчаянного усилия воли пробиться к собственной душе сквозь оцепенение, перед мысленным взором возникает сначала о. Павел, затем – другие исповедники, мученики, и святые, и просто честные верующие, и кислород начинает поступать в обескровленный мозг. Я не потеряла веру, но ложь церкви почти убила меня. Это – я, со всем моим опытом, с жизнью в Церкви, с писанием икон, со многими встречами с замечательными людьми, а как же это вынесут те, у кого этого не было?

Таковы последствия лжи членов Церкви. Не только вера потеряна, но иcкалечены и потеряны также и души тех, кто верил и тех, кто хотел бы верить или еще не осознал своей нужды в Боге. Тот, кто молчит сейчас, является соучастником происходящей именно сейчас дескредитации Православного Христианства. Своим молчанием они лишают тех, кто находится сейчас в отчаянии от этого личного конца света, последней соломинки, знания того, что не все думают так, что "я не один" в сгущaющeйся тьме. Именно поэтому был убит о. Павел – потому, что он не молчал, потому, что его голос укреплял в вере, а сама его личность обладала естественным свойством срывать покровы сo лжи. Следует задуматься, что же такое происходит с РПЦ МП, если тех немногих ее членов, которые подают пример настоящей веры, преследует и убивает именно церковь. Mолчание православных, от священников до мирян, является соглашательством с убийцами исповедников и святых.

В заключение несколько слов об идее "сильной России", которой РПЦ МП пытается заставить служить Христа. Из Ветхого Завета известно, что древний Израиль, народ и государство, постигали всевозможные катастрофы, вплоть до почти полного уничтожения, всякий раз, когда он на место Бога ставил божка – собственную святость и избранность, государственные интересы, и т.п.. Россия сейчас повторяет историю древнего Израиля, повторит ли она его до конца, вплоть до распятия Спасителя и разрушения Xрама?

“Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам. Ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете.
Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что поедаете домы вдов и лицемерно долго молитесь: за то примете тем большее осуждение.
Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хоть одного; и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас….

Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты; так и вы, по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония.

Змии, порождения ехиднины! как убежите вы от осуждения в геенну?

Посему, вот, Я посылаю к вам пророков, и мудрых, и книжников; и вы иных убьете и распнете, а иных будете бить в синагогах ваших и гнать из города в город; 3да придет на вас вся кровь праведная, пролитая на земле, от крови Авеля праведного до крови Захарии, сына Варахиина, которого вы убили между храмом и жертвенником.

Истинно говорю вам, что всё сие придет на род сей.

Иерусалим, Иерусалим, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе! сколько раз хотел Я собрать детей твоих, как птица собирает птенцов своих под крылья, и вы не захотели!

Се, оставляется вам дом ваш пуст.

Ибо сказываю вам: не увидите Меня отныне, доколе не воскликнете: благословен Грядый во имя Господне!”[11]

---

[1] Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, 9 апреля 2012 interfax-religion.ru

[2] Мф. 16:18.

[3] Мф.28:20.

[4] Здесь и далее слово "Церковь", начинающееся с заглавной буквы, означает единую Православную Церковь; слово "церковь", начинающееся со строчной буквы – поместную церковь.

[5] Строки Евхаристического канона согласно Литургии св. Иоанна Златоуста.

[6] Мф. 18:20.

[7] 1 Ин. 5: 19

[8] Ин. 3:8.

[9] Мф. 23:27,28.

[10] Мф. 5:6

[11] Мф. 23:13-39.